Иногда самые толстые тюремные стены мы выстраиваем для себя сами. Сами себя загоняем в капкан комплексов, в рамки привычек и стандартов, в трясину чувств — из которых не выбраться. Потому как нет вещи более хищной — чем наш собственный разум, все остальные вещи лишь иллюзии сотворённые им.

Женщина стояла на зимнем ветру, её обнажённое тело словно светилось в темноте. Андрею оставалось лишь сожалеть, что он не художник, картина бы стала шедевром — красивая обнажённая женщина, стоящая на снегу залитом кровью. Свет фонаря освещает лишь её, тьма скрывает всё, что не нужно видеть и только даёт намёк на существование чего-то иного, жуткого. А снежинки падают и падают, тая на бархатистой коже…

Андрей проснулся ровно в шесть, принял душ, оделся потеплее и вышел из квартиры. Это был ритуал — холодная вода, прогулка в парке, а затем крепкий кофе в кафе на набережной. Он выполнял это почти машинально, автоматически, мысли же всегда были заняты чем-то иным, отвлечённым от происходящего. В те времена, когда Андрей ещё работал, в его голове прокручивались обстоятельства дел и комбинации их решений, когда работы не стало… Впрочем, это той, прежней, работы не стало, не такой он был человек, чтобы валятся целыми днями на диване. Работа была, и она тоже требовала размышлений. Андрей Дорохов был писателем-фантастом, так его именовали газеты, сам он правда не считал, что пишет фантастику, но и не спорил, очень уж не хотелось, чтобы его называли сумасшедшим, даже если это было полезно для имиджа. Когда-то давно Дорохов сам работал с такими вот сумасшедшими. Когда-то он был врачом, ещё до того как начал служить в ТЧН.
Андрей встряхнул головой, будто так можно было прогнать не нужные мысли, сегодня он слишком много думал о ТЧН, это очень плохо. Во-первых: ему не хотелось вспоминать прошлое, хотя от него всё равно никуда не деться, оно лезло из каждой строчки его книг. Но это было другое, это было словно отдельно от жизни, а сейчас вспоминалось то, что вспоминать было нельзя. Но главнее было «во-вторых»: если он думает о ТЧН, то значит и о нём там думают. А вот это уже совершенно скверно.
В кафе был новый официант, на Андрея он таращился во все глаза, видимо ему уже сообщили о пунктуальной знаменитости, по которой можно часы сверять — в кафе Андрей всегда заходил в восемь. Кофе оказался слишком горячим, но капризничать Дорохов не стал, просто отставил чашку и стал думать. Домой идти не хотелось. Он был, почему-то, уверен, что едва переступит порог своей уютной родной квартиры, зазвонит телефон и голос, который он услышит в трубке, нельзя будет не узнать.