— Правильно говорит народ, жизнь у меня – как в сказке, — Иван окинул взглядом огород, — чем дальше в лес, тем больше репа.
В огороде ничего не росло, кроме одной здоровенной репы, которая и высосала все соки из земли, ничего другим растениям не оставив. Впрочем, радоваться этой репе не приходилось, Иван как–то попытался ножом отрезать кусочек, так нож сломал. Топор тоже не помог, теперь во дворе незадачливого огородника валялось одно надтреснутое топорище, сама железяка застряла в репе намертво. Надежда на то, что репа окажется съедобной, испарилась.
— Точно дурак, — расхохотался на берёзе Ворон, — как есть дурак.
Иван поскреб в затылке и уставился на птицу:
— Ишь, кака диковина!
— Сам ты диковина, — обиделся Ворон, но не замолчал. – Слышь, Вань, ты-то мне и нужен.
— Зачем это я болтливой птице понадобился? Может, ты репу купить хочешь?
— Где же ты видел воронов репу покупающих?
— А я и болтающих воронов не видел. Сказывали мне, правда, что у нашего царя-батюшки попугай говорящий имеется, ну так это ж птица заморская. У них там, за морем, всё по другому, там люди умнее, значит и птицы сообразительней должны быть.
— Неправда это! — возмутился Ворон. Он был патриотом, к тому же и за границей ему бывать приходилось.
— Что ж, неправда, так неправда, — не стал спорить Иван и, сладко потянувшись, зевнул, — пойду сосну часок, а то всякая ерунда мерещится.
— Ну вот, то диковина, то ерунда, — хрипло расхохотался Ворон. И, слетев с ветки, примостился на перилах резного крылечка. — Я к тебе, Иван, между прочим, по делу прилетел, а ты разговаривать не хочешь.
— Ну, раз по делу…
— Слушай, короче. Тебе царевна в жены нужна?
— Зачем? — удивился Иван. – Что, у нас в селе девок красивых мало?
— Не знаю красивые ли у вас девки, но скажи, разве за ними, хотя бы и за всеми сразу, приданым полцарства дают?
— Ну не дают, а на кой мне эти полцарства, чего я с ними делать буду?
— Репой засадишь, — огрызнулся Ворон.
— А царевна-то хоть красивая?
— Даже очень, только тебе, деревенщине, её не видать, — решила сменить тактику птица.
— Это ещё почему?
— По кочану, да по капусте. В смысле по репе.
— Ой, ой, ой, видали мы энтих царевен. Да мне только глянуть на неё разок, да чуб взъерошить, как она сама за мной бегать будет! — Ванька был первым парнем на деревне, к тому ж гармонистом, девки на нём гроздями висли, да не только из его села, но и из соседних деревень тоже. Поэтому то, что его не полюбит царевна, просто не укладывалась в Ванькиной кудрявой голове.
— А спорим?
— На что?
— На щелбан.
— Идёт, — Ванька обрадовался, что Ворон не запросил большего.
— Только, Вань, для начала царевну Аграфену от Кощея Бессмертного спасти надобно.
— Начинается, — Иван демонстративно зевнул, выказав полный рот белых крепких зубов, серый волк позавидует.
— Да делов-то — раз плюнуть, — Ворон начал осознавать, что к нему теряют интерес. – К тому ж, Вань, не пешком идти — я тебе коня богатырского подарю.
Глаза Ваньки заблестели:
— Коня, говоришь? Что ж ты раньше-то молчал? Ладно, давай твою Аграфену вызволять. Конь богатырский – мечта моего детства.
«И кто этих людей разберет?» — подумала про себя птица.

Уже в дороге, когда Ванька в красной праздничной рубахе восседал на вороном жеребце, выхваляясь перед соседями, причём девки так и валились под копыта, так что конь устал их перешагивать, Ворон уселся парню на плечо и спросил:
— Слышь, богатырь, а ты сын-то чей?
— А зачем тебе? Да и слезь с меня, рубаху испачкаешь.
— Что я тебе курица чтоб где попало пачкать? А знать мне надобно, я ведь летопись веду. Начал всё как полагается: «Жил да был Иван». Далее нужно написать, чей сын. Так чей же?
— Кузнеца Трофима я сын.
— Кузнеца? А правду говорят, что в кузнях нечистая сила водится и помогает хозяину?
— Врут! — Ванька покраснел, сделавшись одного тона с рубахой, и подумал про себя: «Откуда только этой птице известно, что я по малолетству у папани в кузне заснул, а когда очнулся, чертей увидел. Ну и по детской дури поймал их, да хвостами связал, а потом погнал вдоль дороги. Ох, надрал же мне уши тогда отец. Только вот это не помогло, черти так и не вернулись, а производство батянино пришло в упадок».
— Так и запишем, — пробормотал Ворон, — «Жил да был Иван, кузнеца Трофима сын, и был тот Иван дурак».
— Кто дурак? Сейчас никуда не поеду!
— Успокойся. Это ведь так полагается, в каждой сказке героя или дураком величают, или царевичем. Но как сына кузнеца царевичем назвать?
— Верно, да всё одно обидно.
— А чего обижаться, сам же знаешь народную мудрость – дуракам везёт. Вот и тебе, Иван, обязательно повезёт.

Повезло Ивану буквально за поворотом. Ведь мог бы в яму с кольями угодить, а так туда кто-то до него свалился. Из этого Ворон тут же сделал вывод – чтобы повезло тебе, нужно чтобы одновременно не повезло другому, отсюда напрашивалось, что всё в жизни взаимосвязано.
Ванька слез с коня и заглянул в яму:
— Эй, живые есть! — гаркнул он так, что пара кольев на дне сломалась, а эхо, живущее внутри, упало в обморок.
— Чего орёшь, какие живые, — возмутился Ворон, — ты глянь какая жуть.
Но тут Ванька разглядел на дне Волка. Неестественным образом животина изогнулась между заострённых палок так, что не одна из них не причинила ей вреда. Иван снял с седла верёвку, и, привязав её к дереву, полез в яму.
— Ой, дурак, куда лезешь? Опоздаем ведь, кто-нибудь другой царевну умыкнёт. О ком я тогда сказку писать буду?
Но Иван лишь отмахнулся. Обвязал Волка верёвкой, и, выбравшись на поверхность, вытянул серого.
Оказавшись на свободе, Волк мгновенно обернулся статным молодцем и поклонился в пояс:
— Чем мне тебя, спаситель, отблагодарить?
— Да делов-то, — усмехнулся Иван, подмигнув птице.
Ворон поперхнулся.
А спасённый вновь стал Волком, оскалился всей своей зубастой пастью и предложил:
— Мне всё одно делать нечего, я с вами пока прогуляюсь, может и придумаем что. Непорядок это, в сказочных правилах том первый, страница шестьдесят восьмая, абзац третий сверху написано: «Если тебя спас Иван-дурак, то отслужить надобно».
— А за дурака я тебя сейчас назад в яму отправлю. Сам-то оборотень, а всё туда же. Тьфу, нечисть.
— А разве не дурак? – Волк посмотрел на Ворона.
— Дурак, — подтвердил тот.
— Ну вот, слышь, что мудрая птица говорит?
— А если царевну спасёшь и женишься, то вмиг царевичем станешь, — успокоил Ваню Ворон, уворачиваясь от дубины, в которую, как по волшебству, превратилась сваленная бурей столетняя сосна.

Замок Кощея подавлял своим великолепием и роскошью.
— А ты уверен, — обратился Иван к Ворону, — что царевна захочет из таких вот хором да в мой домишко перебраться?
— Умные люди говорят, что с милым рай и в шалаше.
— Вот ещё, — возмутился Ванька, — я в шалаш вселяться не согласный. В моей избёнке хоть печка имеется. А в шалаше зимой точно в рай отправишься, впрочем, и на пекло согласишься, лишь бы там тепло было.
— Ладно, это я к слову. Иди, давай, Кощея на бой вызывай.
— Как?
— Ну, в ворота постучи что ли.
— Достучишься тут, — Ваня поднял с земли камешек, небольшой — с бычью голову, и, раскрутившись, швырнул по направлению к дворцу. Попал. Прямиком в окошко. Звон по всей округе пошёл.
Из окна, минут через десять, высунулся старичок с рогом на лбу.
— Чудище! – восхитился Иван.
— Дурак! – огрызнулся Кощей, потирая шишку.
— Точно угадал, — оценил Ворон.
— Чего надо-то, зачем хулиганишь? Витраж вот дорогой старинный расколотил, меня чуть не убил, — ругался хозяин.
— Чего тебе будет, ты ж бессмертный?
— Мало ли, а бережённого Бог бережёт. Между прочим, на воротах написано, что приём Иванов по воскресеньям, а сегодня четверг.
— А мне плевать, — Ваня поднял булыжничек чуть побольше, раза так в три.
— Хорошо, что я изменения внес, и приём на четверг передвинул, — заторопился Кощей.- Заходите в гости, кхм, люди, кхм, добрые.
По стенам дворца висели картины знаменитых художников, на каждом повороте красовалась статуя голой женщины, полы покрывали ковры мягкие, потолок – узоры чудные.
Ванька шёл, вертя головой, и оставляя на ковре грязные следы. А Ворон не удержался и дополнил образ одной из статуй последним необходимым штрихом.
— Давно мечтал, — сознался он Волку, — а то вся слава в этом вопросе голубям достаётся.

Кощей уже успел облачиться в доспехи, правда шлем положил в сторонке, на голову он не налезал, шишка мешала.
— Ну, по какому вы вопросу? — обратился он к вошедшим. – Чего хотите: смерти моей али богатств – камней самоцветных, золота, меч-кладенец, шапку-невидимку, жар-птицу? Чего надо-то? Я вам угадывать не обязан.
— Смерть нам твоя без надобности, — начал Иван, Кощей загнул палец, — богатства, конечно, хорошо, но ведь чем легче они достались, тем быстрее сквозь пальцы просочатся. Меч пригодился бы репу резать, ну да обойдусь. А птичка чудесная у меня у самого имеется.
Ворон от подобного комплимента аж раздулся весь.
— Ну, а зачем я вам тогда? Только не говорите, что по-соседски за солью заглянули.
— Да нет, мы за царевной Аграфеной пожаловали. Говорят, томится она у тебя в заточении?
— Это я томлюсь в заточении, — Кощей усмехнулся, — я-то думал. Ну ладно, Аграфены мне не жалко. Честно говоря, я когда её крал, надеялся, что девица на моих харчах телесами обрастёт, а она как была воблиной так и осталась. Не в моём она вкусе, да и вреднющая попалась, я к ней с лаской — она табуретом, я к ней с подарочком — она в меня кипятком из самовара. Но отдать просто так не имею права, по сказочным правилам, том второй, глава тринадцатая. Давай меняться.
— Да нет у меня ничего.
— Нет, так пойди и найди, хочу красивую жену, чтоб всё при ней.

Вышли герои наши за ворота, и загорюнился Иван светлу-голову повесил. Вроде как-то неудобно в деревню родную ни с чем возвращаться, а искать жену Кощею тоже приятного мало, он что – сваха какая?
— Вот и пригожусь я тебе, Ваня, — оскалился Волк.
Смотрит богатырь, а вместо волка стоит девица, вдвоем не обхватишь, коса толстая русая до пят, ткань на груди трещит, а ростом такая, что голову запрокидывать приходится.
— Нет, не могу, я так, — Ванька потёр затёкшую шею, — как я тебя Кощею отдам, это же нечестно.
— Ха, — говорит девица, — Кощей просил, чтобы всё при девушке было, так вот всё при мне, — и вынимает из складок сарафана огромную скалку, — я этого извращенца быстро на место поставлю.

Обмен состоялся моментально, Кощей при виде такой красоты аж дар речи потерял. А Ванька, как Аграфену узрел, так сразу перестал быть дураком.
— Вот что любовь с людьми делает! – пустил Ворон умильную слезу.

Сидя на царском пиру Ворон, пробовал пить мёд-пиво, но особо в этом не преуспел. Сказка была окончена, птицу мучили думы, где найти новых героев, а главное — оригинальный сюжет.
Возвращаясь в гнездо, Ворон вдруг увидел скрипучею телегу, которую волокла хилая лошадёнка. На телеге сидела забавная компания: дед с жидкой бородёнкой; бабка в обнимку с курицей; рябая, босоногая девчонка; собака дворовых кровей; кошка и мышка. Причём две последние единицы распевали народную песню, слова которой Ворон знал прекрасно, ибо народные песни придумывал, а потом отправлял в народ его двоюродный брат.
— Эй, дед! — Ворон уселся на край телеги.
— Чего тебе?
— Куда путь держишь?
— Да вот беженцы мы, в наши края Чудо-Юдо Лесное пришло.
— А хочешь даром дом, почти новый?
— А хозяин шо?
— Хозяин царевичем стал, ему его домишко ни к чему теперь, он в хоромах жить будет. А там, в огороде, репа уже поспела.
— Репа — это хорошо, — бабка беззубо улыбнулась Ворону, — спасибо, милок.

Репа действительно поспела, но покидать землю не собиралась. Глядя, как корячится с ней дед, а потом и все остальные члены его семейства, включая мышку, Ворон довольно потирал крылья. Гордиться было чем, две такие хорошие сказки за столь короткий срок устроить может не каждый. Осталось только их немножечко обработать, придать лоску и отправить в народ. А главное была новая идея: Чудо–Юдо Лесное, которое не каждый день встречается.
«Иван–царевич и Чудо-Юдо» вывел Ворон на клочке бересты. Осталось только уговорить Ваньку на авантюру. Но Ворон подозревал, что к тому времени, как он долетит до царского терема, Аграфена сумеет показать свой знаменитый характер и Ванька, уже переставший быть дураком, согласится не только к Чудищу идти, но и всю землю Русскую от недругов и нежити очистить.