Старец умирал. В этом не было ничего противоестественного или ужасного, просто пришла его пора. Смерть и так долго не вспоминала о нём, занятая другими делами.
Дожив до ста двух лет, он, правда, был ещё крепок, как телом, так и умом, но часто говорил инокам — устал мол, пора. И вот теперь лежал в келье, на холодной каменной постели и знал, что больше не встанет.
За дверью кельи дежурили монахи — вдруг позовёт, но он не хотел никого видеть. То, что было на его душе, смущало и беспокоило мудрого старика. Нет, он не боялся суда или гиены огненной, слишком любил он и верил в Бога, знал, Господь его там не оставит. Только вот где там? Ни в коем случае не отрицал старец иного мира, просто не мог представить какой он.
И, кроме того, вместо высоких почтенных мыслей в голову его лезло не пойми что, он даже молиться пробовал, но всё одно, когда закрывал глаза то видел себя молодым, лет четырнадцати, будто лежит он на ярко зелёном лугу. А трава на лугу высокая-высокая и пахнет резко и дурманяще от чего кружится голова и на душе хорошо-хорошо, а также хорошо впитывать всем телом солнечные лучи и смотреть на высокое бескрайнее небо, голубое-голубое без единого облачка. Траву треплет ветерок и путается в его светлых выгоревших на солнце волосах. Луг тот находится над рекой, неспешно текущей к Волге. Река эта видна оттуда, где лежит мальчик до самого дна, и он видит, как рыба, точно летая, ходит над камушками. И мальчику кажется, что и он сейчас не лежит в остро пахнущей теплом, летом и чуточку ленью траве, среди ветерка и гудящих шмелей, а парит в воздухе, как ангел. Вот и песня звучит… Но то был не хор небожителей, а девушка, она идёт с огромным букетом полевых цветов и кажется, что красивее её нет в целом свете, она склоняется к мальчику и что-то говорит…
Старец открывает глаза и пытается вспомнить, что же сказала ему та бессмертная девушка. Бессмертная потому, что осталась в его воспоминаниях, вот такой молодой и прекрасной, ведь не видел он, как состарилась она, и лицо её такое лучезарно тёплое покрыли морщины и горести и не может он себе представить, что есть где-то на старом погосте её могила.
Нет, девушка жива и прекрасна и будет такой, даже когда не станет ничего и всё обратиться в прах. И сейчас ему кажется, что она сказала, что-то очень важное, что-то такое ради чего он и прожил всю свою нелёгкую жизнь, переплетённую с целым веком России. Словно для этого он заглянул в новое тысячелетие и точно от того вспомнит ли он, зависит, что будет с ним дальше.
Старец молится, беззвучно шевеля губами и сжимая рукой серебряный крест, потом целует его и закрывает глаза…
…Цветы в её букете источают медовый аромат. Мальчик улыбается ей такой необыкновенно прекрасной в белом летнем платье и отделанной маргаритками шляпке. На носу у девушки веснушки, а глаза голубые — голубые, как небо и смеются…
Монахи входят в келью и видят, как улыбается старец, легко по-детски, точно скинув с себя бремя лет, улыбается, но не движима его грудь…
…- Знаешь, наверное, это и есть Рай, — говорит, улыбаясь, девушка и бросает цветы в бескрайнее небо и они, точно искры алые, синие, жёлтые сыплются на траву. А потом она и мальчик бегут по лугу легко и свободно сквозь лето.