Всем, кто живет мечтой, посвящается.

Никто уже не помнил её настоящего имени, все от мала до велика звали её Венди. Да и она сама не вспоминала его, если только не заглядывала в паспорт, а это ей было делать вовсе незачем. И все, весь город, считали её чокнутой…
Как-то в детстве в библиотеке она наткнулась на старую потрепанную книгу, и сердце её ёкнуло от предчувствия чуда. Это была сказка о Питере Пэне. Неделю девочка глотала слово за словом, забыв о своих нехитрых детских развлечениях и друзьях, а когда последняя буква была прочитана, поспешила во двор, чтобы посвятить своих товарищей в таинство чудесного острова.
Игра понравилась, и несколько дней дети носились с луками и деревянными мечами, крича родителям, что летают. Но, как всегда это случается, старые игры надоедают, и их сменяют иные. Мечи были заброшены, а Венди продолжала грезить одна.
Однажды она сказала родителям:
— Ко мне прилетал Питер, и он обещал, что заберет меня с собой в следующий раз.
— Конечно, дорогая, — отозвались они, приняв всё как детскую шутку, которая со временем забудется. И верно, что за дело взрослым с их серьезными проблемами и заботами до глупой детской мечты?
Но время шло, а сказка не уходила из их дома…
Незаметно лето закончилось, наступила пора идти в школу. И едва Венди переступила её порог, беды и напасти всосали её, как бурлящий водоворот, школа превратилась в сущий ад. Под её старательным резцом девочка из понятливого бойкого ребёнка превратилась в замкнутого угрюмого подростка, сторонящегося сверстников, старающихся уколоть побольнее человека, так отличавшегося от них умением мечтать, поддерживаемых учителями, стремящимися выровнять эту толпу маленьких разбойников. После уроков Венди всегда бежала домой, не помышляя об играх с друзьями (их у неё не было), и пряталась от посторонних взглядов в своей комнате, которая в её присутствии превращалась в чудесный остров, отгороженный от грубой реальности океаном мечтаний.
Уже немного позже девочка научилась прятать свои мысли и мечты так далеко, что их нельзя было заметить, скрывала их под робкой улыбкой, но клеймо белой вороны приросло намертво…
Со временем все меняется, и из угловатой тоненькой девочки Венди превратилась в красивую девушку. Этого хватило, чтобы парни, забыв о своих прежних издёвках, потянулись к ней. Долгое время не в силах побороть недоверие, Венди сторонилась их, но девушке, как цветку, нужны были забота, понимание, тепло любви…
Её избранник был красив, его голубые глаза под длинными густыми ресницами могли воспламенить любое девичье сердце. Привыкший, что слабый пол виснет у него на шее, он был озадачен, что какая-то дикарка игнорирует его особу. Удивление он принял за любовь, а желание завоевать и покорить — за страсть.
Их стали считать самой красивой парой в городе. Ох уж эти маленькие городишки, эти большие деревни! Где бы они ни появлялись, везде слышались восхищенные вздохи, девушки шептались: «Повезло дурочке». Парни молча завидовали. По городу пронеслась весть о скорой свадьбе.
Однажды вечером, ещё дрожа после поцелуя, она прижалась к его плечу, чувствуя щекой теплую шероховатость куртки, и шепнула, решившись снять с сердца тяжёлый камень:
— Я попрошу Питера, когда он прилетит, взять с собой и тебя тоже.
Парень вздрогнул, потом резко оттолкнул её от себя.
— Я думал, у тебя это прошло! — воскликнул он. — А ты опять за своё. Нет острова и Питера нет! Нет и не будет! Они существуют только в твоём больном сознании!
Венди закрыла глаза, точно он ударил ее по лицу, и чуть слышно прошептала:
— Есть.
— Да ты стара для него, — парень захохотал.
— Да, но ему так нужна мама, — слезы стояли в ее зелёных глазах, но её бывший возлюбленный зло улыбался — теперь это доставляло ему радость, он ощущал себя так, словно с сердца упал и разбился тяжкий груз.
— Ну и катись к нему, — он хлопнул дверью, а Венди упала на пол, сотрясаясь от рыданий.
В городе сплетницы отбили языки, ее соперницы торжествовали. А она с тех самых пор никого не допускала в своё сердце.
Со временем она заменила сердечную пустоту работой, книгами, вечерними прогулками с собакой. Частенько к ней забегали соседки из бывших её ненавистниц поплакаться и пожаловаться на мужей и свою тяжёлую бабью жизнь, зная, что в этом доме их выслушают и успокоят.
«Хорошо тебе, — говорили они частенько, — ни заботы, ни мужа-пьяницы, ни детей — везучая». А Венди хотела ребёнка, своего ребёнка, на ее же долю выпало нянчить чужих.
Ребятишки любили её и прибегали в её дом с просьбами, со своими детскими бедами и радостями, а иногда просто послушать сказку о прекрасном Нетинеудет, и озорном предводителе потерянных мальчиков. Постепенно ее истории вышли из границ сказки, рассказанной Джеймсом Барри, и она стала сочинять новые истории, говоря, что сам Питер послал их ей с феей Динь. Дети слушали с открытыми ртами, а, взрослея, называли ее сумасшедшей, но она не держала на них зла, ведь, забывая о сказках, они переставали быть детьми…
Когда я однажды увидела её, Венде было уже 86 лет. Она задумчиво шла по улице, глядя в никуда, растерянно отвечая на кивки знакомых и неся в сумке полбуханки черного хлеба и пару яблок. Тяжёлые годы непонимания, войны и одиночества оставили след на её теле, но её душа, купающаяся в глазах цвета весенней листвы, была по-детски чиста.
Моя знакомая хмыкнула в её сторону: «Вот сумасшедшая старуха, все из детства никак не выйдет, чуть не девяносто, а всё в сказочки верит. Не поверишь, каждое Рождество и Новый год раскрывает окно и ждёт всю ночь. А этого острова нет и не будет!». А я смотрела вслед этой старушке, нет, вечной девочке, которая, казалось, вот-вот взлетит, — и завидовала, оттого что сама уже давно разучилась летать.
Да, это было правдой, что она открывала окно и ждала, а еще наряжала всякий раз на эти праздники ёлку и наедине со своими мыслями и детскими игрушками ждала мальчишку, опоздавшего на столько лет. «Он придет, — шептала она себе, — Питер не умеет лгать». А годы шли.
В это Рождество она, как всегда, погасила в доме свет, поставила на открытое окно свечу и стала смотреть на звезды.

Соседи забеспокоились спустя сутки, увидев открытое окно, — на улице стояли ужасные морозы.
«И как она, сидя у окна столько лет, себе воспаление легких не заработает? — бурчали одни. — Совсем, видать, бабку склероз замучил, забыла, что Рождество закончилось, в психушку пора». «Или Питер Пэн унес», — шутили другие, но к вечеру, собравшись, пошли к Венди. Дверь была открыта, соседки, постучав и не дождавшись ответа, несмело вошли внутрь.
В доме было очень холодно и тихо, лишь тикали, еще больше охрусталивая тишину, настенные часы. А у открытого окна, рядом с богато изукрашенной ёлкой, раскинув руки, точно крылья, лицом вниз лежала Венди. Женщины засуетились: кто бросился вызывать «скорую», кто щупать пульс… Когда её перевернули, женщины вскрикнули — на спокойном, словно у спящего ребёнка, лице была добрая улыбка, какой встречают только самых близких друзей.
«Он все же прилетел за ней», — выронил кто-то слова. И наступила тишина. Лишь тикали настенные часы, да за открытым окном ветер пел песню, словно озорной мальчишка.